– У меня голова болит, – сказала она, отвернувшись к окну.

– Потерпи, немного осталось, – успокоил ее адвокат. – Поверь, все будет в порядке.

– Я верю тебе, Тема, – слабо улыбнулась Кристина.

Интернат

Наутро Кристина чувствовала себя намного лучше. Они старались не вспоминать вчерашний вечер, тем более что Артем ясно дал понять, что перспектив у следствия притянуть ее каким-либо боком к этому пустячному делу никаких нет и не будет.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовалась она, причесываясь и придирчиво осматривая нос – опухоль спала, и о том, что произошло вчера, напоминала лишь слегка ноющая нога – результат падения с лестницы.

– Ты разве забыла? – удивился Артем. – Нас ждут в коррекционном интернате на Мосфильмовской, помнишь?

Конечно, Кристина помнила. Это уже не первый интернат, куда они планировали нанести визит. Основной целью посещения подобных мест была различного рода благотворительность – от спонсорской помощи до предоставления безвозмездных юридических услуг, которые оказывали юристы из коллегии Артема. Но Кристина догадывалась о скрытых мотивах этих визитов. Хотя и пыталась не думать о неприятной ей теме, но факт оставался фактом – она не могла иметь детей. И вряд ли сможет, так заявили ей по результатам последних исследований.

А Павлов, как только оказывался в очередном интернате, после всех формальностей обязательно просил показать младшие группы, и Кристина с колотящимся сердцем шла за ним.

При виде розовощеких карапузов, с умильным сопением возившихся в манежиках и изредка оглашавших криком комнату, у нее влажнели глаза, и она сдерживалась изо всех сил, чтобы не дать волю чувствам.

Парадокс заключался в том, что прямых разговоров между ней и Артемом о возможном усыновлении малыша никогда не происходило, однако эта мысль буквально витала в момент их общения на некоем астральном уровне, проявлялась в мимике, взглядах, выражении глаз…

Позавтракав, они отправились на Мосфильмовскую.

Заведующая Тамара Иннокентьевна, невысокая приятная женщина лет пятидесяти пяти, уже ждала их и, слегка волнуясь, принялась рассказывать про интернат. Когда Артем задал вопрос о судьбе выпускников, ее речь стала еще более эмоциональной:

– Это отдельная тема, и она как никогда актуальна сейчас! Артем Андреевич, если бы вы знали, как им тяжело адаптироваться в новом мире! Ведь, по сути, эти дети всю свою сознательную жизнь прожили на всем готовом и не привыкли обслуживать себя! Они считают, что им все должны, а сами они совершенно беспомощны! Вот, к примеру, приходила недавно немолодая пара, хотели нашего мальчика в цирк сводить… Я им говорю: «Не надо цирка, мы их каждые выходные куда-то возим! Пройдитесь с ним по магазинам! Приготовьте вместе обед, отремонтируйте розетку! Зайдите в обувную мастерскую, в конце концов, пусть они видят, что набойки на ботинках сами не приклеиваются!» Ведь они ничего не умеют! А подарки! Вы знаете, сколько им всего тут привозят? Однажды кто-то из меценатов аудиоплееры привез, так мальчишки из старшей группы их где-то продали и водку на эти деньги купили, вечером смотрим – все пьяные лежат!

– Судя по вашим словам, чем беднее интернат, тем лучше для детей.

– Парадоксально, но такая мысль иногда приходит мне в голову… Ой, я вам, наверное, уже надоела! Может, вы хотите корпуса посмотреть?

– Да. Желательно младшие группы, – сказал Артем, перехватив взгляд Кристины. Заведующая заметила это и все поняла.

– Конечно, конечно… – заторопилась она, и они вышли из кабинета.

Осмотр детского корпуса занял не более тридцати минут. И все это время Павлов с Кристиной молчали. Артем не мог отогнать от себя мысли об одной трехлетней девочке, которая буквально не отрывала от него глаз, когда он присел перед ней на корточки. Огромные синие глаза серьезно смотрели на изумленного адвоката. Потом малышка протянула ручонку и, дотронувшись до щеки Артема, пролепетала вопросительно: «Папа?»

Кристина при виде этого отвернулась и подошла к окну. У нее больше не было сил тут находиться. Сейчас она одновременно и любила и ненавидела Павлова. Любила за то, что он всегда тонко чувствовал и угадывал ее тайные мысли (ну, или почти всегда), эффектно воплощая их в реальность. Ненавидела – потому что этим визитом он словно в очередной раз подводил жирную черту под непреложной истиной: она не может иметь детей. СВОИХ детей. Хотя так хочется верить в добрую сказку…

Павлов с величайшей осторожностью посадил девочку обратно в манежик, и та, с недоумением посмотрев на него, заплакала. Не зашлась криком, как обычно делают недовольные чем-то дети, а именно заплакала, вытирая слезы своими крошечными кулачками. Когда Артем вышел из корпуса, его лицо было словно высечено из гранита.

– Мне надо привести себя в порядок, – пробормотала Кристина. – Простите, где у вас туалет?

После ее ухода Артем с заведующей расположились в фойе на диване за журнальным столиком.

– Как ее зовут? – спросил Павлов, чувствуя, как к горлу подкатывает комок – из сознания не исчезало личико девочки с ее не по-детски серьезными глазами.

– Женечка Пономарева, – ответила Тамара Иннокентьевна. Она смотрела на него и не могла поверить своим глазам – еще никогда ей не доводилось видеть известного адвоката в таком состоянии.

– Какое у нее заболевание?

– Она почти ничего не слышит. Но врачи говорят, что шансы у нее есть. В остальном это совершенно здоровый ребенок.

– Вы так говорите, словно я удочерить ее хочу, – глухо произнес Павлов.

«А разве не так?» – хотела спросить Тамара Иннокентьевна, но в последний момент передумала.

В это время двери заведения распахнулись, запуская внутрь гурьбу девочек. Судя по всему, это была старшая группа – они выглядели лет на тринадцать-пятнадцать, и некоторые из них уже казались вполне сформировавшимися девушками. Они остановились в нескольких шагах от Павлова с заведующей и стали бесцеремонно разглядывать адвоката.

– У этой девочки есть родственники? – задал еще один вопрос адвокат, и заведующая окончательно убедилась, что он думает об удочерении.

– Мать, ее лишили родительских прав. Извините, Артем Андреевич, за нескромный вопрос… Вы женаты?

– Простите, но разве это имеет значение при удочерении? – удивленно вскинул брови Павлов.

– Нет, конечно, – немного растерялась заведующая.

– Заверяю вас, у меня есть все условия для того, чтобы обеспечить ребенка самым лучшим, – твердо проговорил Артем.

– Не сомневаюсь, – кивнула Тамара Иннокентьевна. – Дети любят природу. У вас, наверное, и дача имеется.

– Угадали. В Переделкине, как раз недавно строительство закончил, – суховато ответил адвокат.

Эта интонация не ускользнула от заведующей, и она примирительно сказала:

– Вы ничего такого не подумайте, Артем Андреевич. Я вижу, вы хороший человек. Но прошу вас, поймите. Этим детям, – женщина сделала жест в сторону притихших девочек, – нужно внимание и нормальное человеческое общение. Они не столько нуждаются в материальных благах, сколько в капельке теплоты и возможности быть услышанными.

Девочки зашушукались, одна из них робко улыбнулась Артему, при этом ее щечки залил румянец.

В этот момент показалась Кристина. Лицо спокойное, глаза абсолютно сухие, губы подкрашены.

– Ну что, едем? – каким-то безразличным голосом поинтересовалась она у Артема и словно невзначай коснулась пальцами своих изящных часиков.

– Сейчас. Про материальные блага вы хорошо сказали, и мне даже как-то неудобно вам сейчас помощь предлагать, – сказал Павлов, поднимаясь.

– Отчего же, – пожала плечами Тамара Иннокентьевна. – Мы никогда не отказываемся от помощи, особенно если это от чистого сердца. Кстати, мы на днях запланировали поездку на речном трамвайчике или теплоходе, еще не определились. – Она многозначительно взглянула на адвоката.

– Разумеется, – сказал Павлов, передавая заведующей визитку. – Сообщите, пожалуйста, сумму расходов, и я все улажу.